Лучший подарок союзнику — это новый миф. Владимир Путин во время российско-белорусского форума «Великое наследие — общее будущее», который проходил в Волгограде 28–30 апреля, сказал: «Сегодня мы с президентом Беларуси посетили мемориальный комплекс на Мамаевом кургане, почтили память защитников города, которые в боях за Сталинград покрыли себя неувядаемой славой. Они стояли насмерть так же, как герои Брестской крепости, обороны Минска, Ленинграда, Севастополя, других наших городов и рубежей». Одессы в списке оборонявшихся городов больше нет. Зато появился Минск.

«Герои обороны Минска» — это действительно щедрый подарок Путина Лукашенко. Теперь наверняка в соответствии с новым мифом в Минске появятся мемориал, посвященный героической обороне города, и новый государственный праздник — что-нибудь вроде Дня памяти защитников Минска в 1941 году. Миф, вокруг которого Лукашенко с помощью пропагандистов и идеологов с удовольствием выстроит новую главу истории. Возможно, в недрах государственных редакций быстро состряпают воспоминания советских солдат и офицеров, которые долгие дни защищали Минск, не позволяя врагу прорваться на восток. И, конечно, новая статья в Уголовном кодексе «отрицание героической обороны Минска». В конце концов, в 2022 году белорусский УК уже дополнили статьей 130-2 «Отрицание геноцида белорусского народа», потому что Лукашенко так решил. Это, кстати, предыдущий миф: все народы просто пострадали от фашизма, а у белорусов был геноцид. И за его отрицание можно сесть на срок до семи лет. Теперь будет новый миф, вокруг которого можно и создавать идеологию, и творить репрессии.

На самом деле любой коренной минчанин с детства слышал рассказы переживших войну о том, как драпало из города партийное руководство с фикусами в машинах. Именно горшки с фикусами стали чем-то вроде символа бегства городских начальников из города, который немцы взяли без боя 28 июня 1941 года. Брестская крепость еще продолжала сопротивляться, но она не остановила немецкие войска — это потом в СССР школьникам рассказывали, будто брестский гарнизон оборонял рубежи страны и сдерживал немцев.

Там уже и гарнизона на самом деле не было — кого-то отправили на строительство укрепрайонов или на маневры, кого-то в летние полевые лагеря. Некоторые командиры спешно вывели своих подчиненных, понимая, что в окружении долго не продержаться. И в крепости оставались преимущественно хозяйственные, транспортные, интендантские подразделения — всего от семи до восьми тысяч военнослужащих. Те, кто выжил, после плена оказались в сталинских лагерях. Воссоздание истории Брестской крепости, возвращение ее героям имен и биографий — это заслуга писателя Сергея Смирнова, автора книги «Брестская крепость».

— Оборона Минска — это что-то новенькое, — говорит белорусский историк Игорь Кузнецов, кандидат наук и специалист по Второй мировой войне и сталинским репрессиям. — Даже в советской историографии об этом как-то скромно молчали. 100-я стрелковая дивизия в районе Острошицкого городка под Минском пыталась что-то сделать. Там, кстати, активно использовали коктейли Молотова и сожгли более 100 танков. Но Гудериан и Гот замкнули кольцо окружения 26–27 июня. Только вдумайтесь: 22 июня начинается война, и расстояние от Бреста до Минска (чуть меньше 400 километров) немецкие войска преодолевают фактически за четыре дня. Получается, что они продвигались со скоростью почти 100 километров в сутки. По всем законам военной тактики того времени, если войска продвигались со скоростью 5–10–20 километров в сутки, это уже считалось высоким темпом наступления. Можно говорить о героизме 100-й стрелковой дивизии, которая пыталась сдержать наступление немцев двое суток, но кольцо к тому времени уже замкнулось. Мало того, в окружение попали две советские армии — 10-я и 13-я. Так что никакой обороны Минска не было. А партийное и военное руководство сбежало из Минска еще до того, как туда вошли немцы. Все эвакуировались в Могилев, и Минск остался сам по себе — без управления, без военных, без оружия.

Немецкие войска вошли в Минск 28 июня. Тогдашний первый секретарь ЦК компартии БССР Пантелеймон Пономаренко в своих дневниках вспоминал: «23 июня 1941 года я позвонил И. В. Сталину и попросил разрешения начать эвакуацию из Минска государственных ценностей, детских учреждений и государственных архивов. Сталин удивился и спросил: «Вы думаете, что это надо делать? Не рано ли?» Я ответил, что исхожу из обстановки на фронте и что опоздание будет непоправимо. Подумав, Сталин сказал: «Хорошо, приступайте к эвакуации. Кроме населения, особенно детей и семей ушедших на фронт, вывозите наиболее важную часть государственных и партийных архивов и государственные ценности, какие посчитаете необходимым вывезти. Делайте это так, чтобы не создать паники и сохранить порядок. Все должны понимать, что эвакуация — это тоже элемент войны»».

Вечером 24 июня партийное начальство тихо погрузилось в имевшиеся автомобили и отправилось на восток по могилевскому шоссе. Вот что писал завсектором Минского обкома Михаил Сорокин в июле 1941 года в письме Иосифу Сталину: «До 10 часов вечера 24 июня никому не было известно, что город должен эвакуироваться. Об этом не знали и мы — ответственные работники обкома КП(б)Б. В 10 часов вечера секретари обкома и другие руководящие работники города без всякой огласки сели в машины и выехали, как впоследствии мы узнали, в г. Могилев, оставив остальных ответработников обкома без средств передвижения, возложив на них обязанность сохранить партдокументы обкома КП(б)Б. Началась усиленная бомбежка города. Население убегало в панике в леса, отступая на гор.

Кстати, существовал в те времена еще один миф: линия Сталина. В 1932 году по приказу Сталина вдоль западной границы СССР была выстроена цепь укрепрайонов. Но западная граница на тогдашней территории Беларуси проходила в 30 километрах от Минска. И в 1939 году, после подписания пакта Молотова-Риббентропа, оказалось, что, во-первых, западная граница сдвинулась на 300 километров после присоединения Гродно и Бреста, а во-вторых, Германия и СССР теперь союзники, и нападения не будет.

— К июню 1941 года линия укрепрайонов в 30 километрах от Минска была полностью демонтирована, — объясняет историк Кузнецов. — Снято вооружение, не было боекомплекта — там пустые бетонные коробки стояли. И немецкие войска шли парадным маршем, не встречая практически никакого сопротивления, до самого Минска. Даже говорить о том, что Минск был взят, некорректно с военной точки зрения, потому что немцы его не брали — просто вошли в город. 100-я стрелковая дивизия — это частный эпизод. Но оборона не готовилась, потому что готовилось наступление. И потому все войска были сосредоточены на западной границе, на Белостокском выступе. Мой отец, кстати, 22 июня 1941 года встретил солдатом срочной службы 33-й танковой дивизии на Белостокском выступе. Там было сосредоточено более половины всех сил и средств Западного особого военного округа. И все это в течение нескольких часов попало в окружение. Из полка, в котором служил отец — более тысячи человек, — из окружения смогли вырваться шестеро. В целом из окружения вырвались не больше 15 процентов военнослужащих. Остальные были уничтожены или попали в плен. Так что никаких оборонительных боев на подступах к Минску не было. Даже в советских учебниках, не говоря уже о постсоветских, в разделах, связанных с началом оккупации, всегда приводится только эпизод 100-й стрелковой дивизии.

Многие минчане пытались бежать из города, но чаще всего вынуждены были возвращаться: немцы передвигались быстрее и занимали новые территории прежде, чем туда могли добраться беженцы. Единственный выход для горожан был — вернуться домой. Некому было создавать в городе ополчение, пытаться давать отпор — руководство благополучно сбежало. И в городе таким же горизонтальным путем, как через много лет протесты 2020 года, создавалось стихийное подполье, а в лесах — партизанские отряды. А потом — диверсии, рельсовая война, листовки, подпольные газеты и, как следствие, аресты, расстрелы, виселицы в городе. Но 9 января 1942 года в газете «Правда» была опубликована статья благополучно эвакуировавшегося первого секретаря ЦК КПБ Пантелеймона Пономаренко «Белорусский народ в борьбе с немецкими оккупантами». Пономаренко тоже пытался создать миф. Он писал о том, как белорусский рабочий класс осуществил масштабную эвакуацию всей промышленности, а колхозники сожгли небывалого богатства урожай, чтобы немцам не досталось ни хлеба, ни железки с завода. И в результате захватчикам достались пустые города. Из статьи следовало, что в Минске остались коллаборанты. А в ноябре Пономаренко отправил радиограмму в партизанские отряды о том, что подпольный минский горком — это подставной центр гестапо. И многие выжившие минские подпольщики после войны оказались в лагерях.

— Вы никогда не задумывались о том, — говорит Игорь Кузнецов, — почему Минску присвоили звание города-героя только через 30 лет, в 1974 году? А всё дело в том, что минское подполье было оболгано. И в этом значительную роль сыграл Пономаренко, который заявил: мы в Минске подполье не оставляли, и те, кто там сейчас, — это агентура СД и СС. И только в 1959 году минские подпольщики были реабилитированы, а в 1974 году Минск получил звание города-героя — именно за деятельность подполья и координацию партизанской борьбы. К слову, в указе Президиума Верховного Совета СССР 1974 года нет ни строчки про героев обороны Минска в июне 1941 года. Городом-героем Минск стал благодаря подполью.

А может быть, Владимир Путин просто перепутал что-нибудь? Например, Минск с Брестом. Но нет, Брестскую крепость он упоминал в том же ряду. Или его геолокация спровоцировала — находясь в Волгограде, решил, что все города-герои непременно героически оборонялись, как Сталинград. Или просто плевать он хотел на историю: кто там на кого напал и кто оборонялся — какая разница, главное, чтобы можно было из этого состряпать национальную идею. Да и пусть себе говорит, что хочет. Пусть называет фальсификаторами тех, кто еще зачем-то пытается объяснять, что происходило на самом деле, а не «вероломное нападение — временное отступление — на Берлин». Пусть оба диктатора, праздновавших в Волгограде, фаршируют свои уголовные кодексы новыми статьями. Они просто не понимают, что правда о том, как немцы вошли в Минск без боя, вовсе не умаляет подвиг тех, кто остался в городе, а возвышает: люди, брошенные бежавшим с фикусами начальством, оставшиеся в оккупированном городе без боеприпасов, оружия, управления, начали отчаянно и, главное, успешно сопротивляться. Это и был героизм, на который родина ответила Воркутой и Магаданом.